Его голос похож на ангельский. Его музыка наполнена безысходностью. В музыке вся его сущность, вся его любовь, вся его душа, вся его жизнь. Ему не суждено было прожить долго. Его музыка не уносит далеко к мечтаниям, она не расслабляет, она не оптимистична и не заставляет улыбаться. Его музыка заставляет думать, думать много и глубоко. Он успел записать лишь один альбом. Имя ему "Grace". Все остальное было после, уже после. Судьба его трагична, а жизнь не была долгой, и на то есть свои причины, о которых можно только догадываться. Потому что больше ничего не остается. Рассказы друзей и родных, интервью и его песни – все что есть. Этого мало. Или немало – если смотреть, а точнее, слушать этот альбом.

Одни называют эту пластинку не только одной из лучших пластинок девяностых, но и лучшей за всю историю рок-музыки вообще, другие – так и вовсе боготворят Джеффа (Jeff Buckley). Сайты и странички с посвящениями, все прибывающие поклонники и все новые выпуски и уникальные переиздания его записей – разве этого мало?

Чтобы лучше понять, тоньше прочувствовать, каким настроением пропитан этот альбом, достаточно вспомнить фильм Летиции Массон "Раскаяние". Тот, где загадочная незнакомка приезжает в город. Она одна. При ней только чемодан и элегантный зонтик. Она танцует на набережной, включив переносной кассетник, под "Last Goodbye" с "Grace". Досмотрите фильм до конца и все станет понятно.

"Grace Legacy Edition" – два аудио-диска. Первый – классический вариант альбома, второй – бонус-треки и уникальные записи, включая песню "Forget Her", полную такой тоски, которая многим и не снилась, эту песню, в которой он практически рассказывает одну из историй своей жизни: "В пору сна, когда весь шум словно умер, я брожу по улицам, пытаясь сдержать рыдания – она никогда не изменится. И мое сердце все еще холодеет, когда я пытаюсь найти в себе силы забыть ее, хоть как-нибудь. Она где-то там далеко сейчас. Ее любовь как роза, бледная и увядающая, роняющая лепестки на безвестную землю. Все вокруг словно опьяняет, мир до нее был наполнен суетой, и некуда было идти. Я не могу сдержать слез, когда пытаюсь забыть, что ее любовь была шуткой с того самого дня, как мы встретились. Все слова, все ее мужчины, вся моя боль – там, куда я мысленно возвращаюсь. Вспоминать ее волосы, в которых играли солнечные лучи, аромат ее постели – я знал, что она делала". В которой он повторяет себе снова и снова, снова и снова, пытаясь выкарабкаться из этой ямы разрывающих на кусочки чувств: "Не кори себя, она была страданием с того самого момента, как ты встретил ее. Она больше не нужна тебе".

О чем, о чем он думал той майской ночью девяносто седьмого года, когда сломя голову побежал купаться в Миссиссиппи, несмотря на все уговоры друзей не делать этого? И почему отчетливо слышимый вздох перед кавер-версией, которая на самом-то деле вообще может полноправно считаться самодостаточной, "Hallelujah" Леонарда Коэна (Leonard Cohen) так напоминает теперь об этой трагической смерти? "Каждый вдох мы делаем с hallelujah". И каждый выдох... Включая самый последний...

Его голос похож на ангельский. Его музыка до боли трагична, сложна и великолепна. Он говорил: "Музыка – это единственное, что меня всегда любило". Но теперь его и его музыку любят так много людей, что трудно даже себе представить... Знай, Джефф, теперь ты больше не одинок.

Ссылка для скачивания:

Этот текст доступен только для зарегистрированных пользователей.